Симонэ тихонько свистнул.
- Ого! - сказал он. - Кажется, это следствие по всем правилам. Может быть, вы все-таки скажете мне, что произошло?
- Убит Олаф, - сказал я.
- Как - убит? Вы же только что были у него в номере… Я сам слышал, как вы с ним там разговаривали…
- Я разговаривал не с ним, - сказал я. - Олаф мертв. Поэтому постарайтесь поточнее вспомнить все, о чем я вас спрашиваю. Когда вы вернулись в свой номер?
Симонэ вытер покрытый испариной лоб. Лицо у него сделалось несчастным.
- Безумие какое-то, - пробормотал он. - Сумасшедший бред… Сначала то, теперь это…
Я применил старый испытанный прием. Пристально глядя на Симонэ, я сказал:
- Перестаньте крутить. Отвечайте на мои вопросы.
Симонэ мгновенно ощутил себя подозреваемым, и все его эмоции тут же испарились. Он перестал думать о госпоже Мозес. Он перестал думать о бедном Олафе. Теперь он думал только о себе.
- Что вы этим хотите сказать? - пробормотал он. - Что это значит - «перестаньте крутить»?..
- Это значит, что я жду ответа, - сказал я. - Когда - точно - вы вернулись в свой номер?
Симонэ преувеличенно оскорбленно пожал плечами.
- Извольте, - сказал он. - Смешно, конечно, и дико, но… пожалуйста. Извольте. Из бильярдной я вышел без десяти десять. С точностью плюс - минус одна минута. Я посмотрел на часы и понял, что мне пора. Было без десяти десять.
- Что вы сделали, когда вошли в номер?
- Извольте. Я прошел в спальню, разделся… - Он вдруг остановился. - А знаете, Петер… Я ведь понимаю, что вам нужно. В это время Олаф был еще жив. Впрочем, откуда мне знать, может быть, это был уже не Олаф.
- Рассказывайте по порядку, - приказал я.
- Да тут нечего рассказывать по порядку… За стеной спальни двигали мебель. Голосов я не помню. Не было голосов. Но что-то там двигалось. Помнится, я показал стене язык и подумал: вот так-то, белокурая бестия, ты ляжешь баиньки, а я пойду к моей Ольге… Или что-то в этом духе. Это было, следовательно, примерно без пяти десять. Плюс - минус три минуты.
- Так. Дальше.
- Дальше… Дальше я пошел в туалетную комнату. Я тщательно умылся до пояса. Я тщательно вытерся махровым полотенцем… Я тщательно побрился электрической бритвой… Я тщательно оделся… - В голосе унылого шалуна стремительно нарастала язвительность. Впрочем, он тут же почувствовал неуместность такого тона и спохватился. - Короче говоря, в следующий раз я посмотрел на часы, когда вышел из туалетной. Было около половины одиннадцатого. Без двух-трех минут.
- Вы остались в спальне?
- Да, одевался я в спальне. Но больше я уже ничего не слышал. А если и слышал, то не обратил внимания. Одевшись, я вышел в гостиную и стал ждать. И клятвенно утверждаю, что после вечеринки я Олафа в глаза не видел.
- Вы уже утверждали клятвенно, что госпожа Мозес мертва, - заметил я.
- Ну, это я не знаю… Это я не понимаю. Уверяю вас, Петер…
- Верю, - сказал я. - Теперь скажите, когда вы последний раз разговаривали с Хинкусом?
- Гм… Да я, пожалуй, вообще с ним никогда не разговаривал. Ни разу. Не представляю, о чем бы я мог с ним разговаривать.
- А когда вы его в последний раз видели?
Симонэ прищурился, вспоминая.
- Около душа? - произнес он с вопросительной интонацией. - Да нет, что это я! Он же обедал вместе со всеми, вы его тогда привели с крыши. А потом… куда-то он испарился, что ли… А что с ним случилось?
- Ничего особенного, - небрежно сказал я. - Еще один вопрос. Кто, по-вашему, разыгрывал все эти штучки? С душем, с пропавшими туфлями…
- Понимаю, - сказал Симонэ. - По-моему, начал это дю Барнстокр, а поддерживали его все кому не лень. Хозяин в первую очередь.
- А вы?
- И я. Я заглядывал в окна к госпоже Мозес. Обожаю такие шутки… - Он заржал было своим могильным смехом, но тут же спохватился и поспешно сделал серьезное лицо.
- И больше ничего? - спросил я.
- Ну, почему же ничего? Я звонил Кайсе из пустых номеров и устраивал «посещения утопленника»…
- То есть?
- То есть бегал по коридорам босиком с мокрыми ногами. Потом я собирался соорудить небольшое привидение, да так и не собрался.
- Нам повезло, - сухо сказал я. - А часы Мозеса - ваша работа?
- Какие часы Мозеса? Золотые такие? Луковица?
Мне захотелось его ударить.
- Да, - сказал я. - Луковица. Вы их сперли?
- За кого вы меня принимаете? - возмутился Симонэ. - Что я вам - форточник какой-нибудь?
- Нет-нет, не форточник, - сказал я, сдерживаясь. - Вы их утащили в шутку. Устроили «посещение Багдадского Вора».
- Слушайте, Петер, - сказал Симонэ очень серьезно. - Я вижу, что с этими часами тоже что-то произошло. Так вот - я их не трогал. Но я их видел. Да и все, наверное, видели. Здоровенная такая луковица, Мозес однажды при всем народе уронил ее в свою кружку…
- Хорошо, - сказал я. - Оставим это. Теперь у меня к вам вопрос как к специалисту. - Я положил перед ним чемодан Олафа и откинул крышку. - Что это может быть, как по-вашему?
Симонэ быстро оглядел прибор, осторожно извлек его из чемодана и, посвистывая сквозь зубы, принялся рассматривать со всех сторон. Потом он взвесил его в руках и так же осторожно вложил обратно в чемодан.
- Не моя область, - сказал он. - Судя по тому, как это компактно и добротно сделано, это что-то либо военное, либо космическое. Не знаю. Даже догадаться не могу. Где вы это взяли? У Олафа?
- Да, - сказал я.
- Подумать только! - пробормотал он. - У этой дубины… Впрочем, пардон. На кой черт здесь верньеры?.. Ну это-то, вероятно, гнезда подключения… Очень странный агрегат… - Он посмотрел на меня. - Если хотите, Петер, я могу понажимать здесь клавиши и покрутить колесики и винтики. Я человек рисковый. Но имейте в виду, это очень нездоровое занятие.