Отель «У погибшего альпиниста». Повесть - Страница 40

- Ничего такого не было, - решительно сказала Брюн. - Он чувствовал себя прекрасно.

- Свет вы не зажигали?

- Нет.

- А из того, что он говорил, вы не помните ничего странного?

- Я вообще ничего не помню, что он там говорил, - ответила Брюн тихо.

- Это был обычный треп. Шуточки, остроты, хохмы… Про мотоциклы мы с ним говорили, про лыжи. По-моему, он был хороший механик. Во всех двигателях разбирался…

- И он не показал вам ничего интересного? Он ведь собирался вам что-то показать…

- Да нет, конечно. Вы что - не понимаете? Это было просто так сказано… ну, для трепа…

- Когда случился обвал, вы сидели или стояли?

- Стояли.

- Где?

- У самых дверей. Мне уже надоело, и я собиралась уходить. И тут он стал напяливать на меня это ожерелье…

- А вы уверены, что он кинулся от вас именно к окну?

- Н-ну, как вам сказать… Он схватился за голову, повернулся ко мне спиной, сделал шаг или два к окну… в сторону окна… ну, я не знаю, как вам еще сказать, может быть не к окну, конечно, но я просто ничего в комнате больше не видела, кроме окна…

- Вам не кажется, что кроме вас, в комнате мог быть кто-нибудь еще? Может быть, вы сейчас вспомните какие-нибудь шорохи, странные звуки, на которые тогда не обратили внимания…

Она задумалась.

- Да нет, было тихо… Какой-то небольшой шум слышался, но за стеной. Олаф еще сострил, что это Симонэ у себя в номере бродит по стенам… А больше ничего не было.

- А шум действительно относился от Симонэ?

- Да, - уверенно сказала Брюн. - Мы тогда уже стояли, и шум шел слева. Ну, самый обычный шум. Шаги, вода из крана…

- Олаф при вас передвигал какую-нибудь мебель?

- Мебель?.. А, да, было. Это он заявил, что не выпустит меня, и придвинул к двери кресло… Ну потом, конечно, отодвинул.

Я встал.

- На сегодня - все, - сказал я. - Ложитесь спать. Больше я вас сегодня не буду беспокоить.

Дю Барнстокр тоже поднялся и двинулся ко мне с протянутыми руками.

- Дорогой инспектор! Вы, конечно, понимаете, что я и понятия не имел…

- Да, дю Барнстокр, - сказал я. - Дети растут, дю Барнстокр. Все дети. В том числе и дети покойников. Впредь ни когда не позволяйте ей носить черные очки, дю Барнстокр. Глаза - это зеркало души.

Я оставил их поразмыслить над этими сокровищами полицейской мудрости, а сам спустился в холл.

- Вы реабилитированы, Алек, - объявил я хозяину.

- А разве я был осужден? - удивился он, поднимая глаза от арифмометра.

- Я хочу сказать, что снимаю с вас все подозрения. Теперь у вас стопроцентное алиби. Но не воображайте, что это дает вам право опять забивать мне голову зомбизмом-момбизмом… Не перебивайте меня. Сейчас вы останетесь здесь и будете сидеть, пока я не разрешу вам встать. Имейте в виду, что с этим одноруким парнем первым должен говорить я.

- А если он проснется раньше вас?

- Я не собираюсь спать, - сказал я. - Я хочу обыскать дом. Если этот бедняга проснется и позовет кого-нибудь, даже маму, немедленно пошлите за мной.

- Слушаюсь, - сказал хозяин. - Один вопрос. Распорядок дня в отеле остается прежним?

Я подумал.

- Да, пожалуй. В девять часов завтрак. А там видно будет… Кстати, Алек, когда, по-вашему, можно ожидать здесь кого-нибудь из Мюра?

- Трудно сказать. Раскапывать завал они, может быть, начнут даже завтра. Я помню примеры такой оперативности… Но в то же время они прекрасно знают, что нам здесь ничего не грозит… Возможно, дня через два прилетит на вертолете Цвирик, наш горный инспектор… если у него в других местах все благополучно. Вся беда в том, что им сначала нужно узнать откуда-то про сам факт обвала… Короче говоря, на завтрашней день я бы не рассчитывал…

- То есть на сегодняшний?

- Да, на сегодняшний… Но завтра кто-нибудь может прилететь.

- Передатчика у вас нет?

- Ну, откуда? И главное, зачем? Это мне не выгодно, Петер.

- Понимаю, - сказал я. - Значит, завтра…

- За завтра я тоже не ручаюсь, - возразил хозяин.

- Одним словом, в ближайшие два-три дня… Хорошо. Теперь вот что, Алек. Предположим, вам понадобилось спрятаться в этом доме. Надолго, на несколько суток. Где бы вы спрятались?

- Гм… - сказал хозяин с сомнением. - Вы все-таки думаете, что в доме есть посторонний человек?

- Где бы вы спрятались? - повторил я.

Хозяин покачал головой.

- Обманывают вас, - сказал он. - Честное слово, обманывают. Здесь негде спрятаться. Двенадцать номеров, из них только два пустуют, но Кайса убирает их каждый день, она бы заметила. Человек всегда оставляет после себя всякий мусор, а у нее бзик - чистота… Подвал - он у меня закрыт снаружи на висячий замок… Чердака нет, в пространство между крышей и потолком едва руку просунешь… Служебные помещения тоже все закрываются снаружи, и, кроме того, мы там целый день крутимся, то я, то Кайса. Вот, собственно, и все.

- А верхняя душевая? - спросил я.

- Правильно. Верхняя душевая имеет место, и туда мы давно не заглядывали. И еще, может быть, стоит заглянуть в генераторную - туда я тоже нечасто наведываюсь. Посмотрите, Петер, поищите…

- Давайте ключи, - сказал я.

Я посмотрел и поискал. Я облазил подвал, заглянул в душевую, обследовал гараж, котельную, генераторную, влез даже в подземный склад солярки - я нигде ничего не обнаружил. Естественно, я и не ожидал ничего обнаружить, это было бы слишком просто, но проклятая чиновничья добросовестность не позволила мне оставлять в тылу белые пятна. Двадцать лет беспорочной службы - это двадцать лет беспорочной службы: в глазах начальства, да и в глазах подчиненных тоже, всегда лучше выглядеть добросовестным болваном, чем блестящим, но хватающим вершки талантом. И я шарил, ползал, пачкался, дышал пылью и дрянью, жалел себя и ругал дурацкую судьбу.