Мы вошли в столовую. Кажется, все уже были в сборе. Госпожа Мозес обслуживала господина Мозеса, Симонэ и Олаф топтались возле стола с закусками, хозяин разливал настойку. Дю Барнстокр и чадо отправились на свои места, а я присоединился к мужчинам. Симонэ зловещим шепотом читал Олафу лекцию о воздействии эдельвейсовой настойки на человеческие внутренности. Упоминались: лейкемия, желтуха, рак двенадцатиперстной кишки. Олаф, добродушно хмыкая, поедал икру. Тут вошла Кайса и принялась тарахтеть, обращаясь к хозяину:
- Они не желают идти, они сказали, раз не все собрались, так и они не пойдут. А когда все соберутся, тогда они и придут. Они так и сказали… И две бутылки пустые…
- Так пойди и скажи ему, что все уже собрались, - приказал хозяин.
- Они мне не верят, я и так сказала, что все собрались, а они мне…
- О ком речь? - отрывисто вопросил господин Мозес.
- Речь идет о господине Хинкусе, - откликнулся хозяин. - Он все еще пребывает на крыше, а я хотел бы…
- Чего там - на крыше! - сиплым басом сказало чадо. - Вон он - Хинкус! - И оно указало вилкой с нанизанным пикулем на Олафа.
- Дитя мое, вы заблуждаетесь, - мягко произнес дю Барнстокр, а Олаф добродушно осклабился и прогудел:
- Олаф Андварафорс, к вашим услугам, детка. Можно просто Олаф.
- А почему тогда он?.. - вилка с пикулем протянулась в мою сторону.
- Господа, господа! - вмешался хозяин. - Не надо спорить. Все это сущие пустяки. Господин Хинкус, пользуясь той свободой, которую гарантирует каждому администрация нашего отеля, пребывает на крыше, и Кайса сейчас приведет его сюда.
- Да не идут они… - заныла Кайса.
- Какого дьявола, Сневар! - сказал Мозес. - Не хочет идти - пусть торчит на морозе.
- Уважаемый господин Мозес, - произнес хозяин с достоинством, - именно сейчас весьма желательно, чтобы все мы были в сборе. Я имею сообщить моим уважаемым гостям весьма приятную новость… Кайса, быстро!
- Да не хотят они…
Я поставил тарелку с закуской на столик.
- Погодите, - сказал я. - Сейчас я его приведу.
Выходя из столовой, я услыхал, как Симонэ сказал: «Правильно! Пусть-ка полиция, наконец, займется своим делом», после чего залился кладбищенским хохотом, сопровождавшим меня до самой чердачной лестницы.
Я поднялся по лестнице, толкнул грубую деревянную дверь и оказался в круглом, сплошь застекленном павильончике с узкими скамейками для отдыха вдоль стен. Здесь было холодно, странно пахло снегом и пылью, горой громоздились сложенные шезлонги. Фанерная дверь, ведущая наружу, была приоткрыта.
Плоская крыша была покрыта толстым слоем снега, вокруг павильончика снег был утоптан, а дальше, к покосившейся антенне вела тропинка, и в конце этой тропинки неподвижно сидел в шезлонге закутанный в шубу Хинкус. Левой рукой он придерживал на колене бутылку, а правую прятал за пазухой, должно быть, отогревал. Лица его почти не было видно, оно было скрыто воротником шубы и козырьком меховой шапки, только настороженные глаза поблескивали оттуда - словно тарантул глядел из норки.
- Пойдемте, Хинкус, - сказал я. - Все собрались.
- Все? - хрипло спросил он.
Я выдохнул клуб пара, приблизился и сунул руки в карманы.
- Все до одного. Ждем вас.
- Значит, все… - повторил Хинкус.
Я кивнул и огляделся. Солнце скрылось за хребтом, снег в долине казался лиловатым, в темнеющее небо поднималась бледная луна.
Краем глаза я заметил, что Хинкус внимательно следит за мной.
- А чего меня ждать? - спросил он. - Начинали бы… Зачем людей зря беспокоить?
- Хозяин хочет сделать нам какой-то сюрприз, и ему нужно, чтобы мы все собрались.
- Сюрприз… - сказал Хинкус и покашлял. - Туберкулез у меня, - сообщил он вдруг. - Врачи говорят, мне все время надо на свежем воздухе… И мясо черномясой курицы, - добавил он, помолчав.
Мне стало его жалко.
- Черт возьми, - сказал я искренне, - сочувствую вам. Но обедать-то все-таки тоже нужно…
- Нужно, конечно, - согласился он и встал. - Пообедаю и опять сюда вернусь. - Он поставил бутылку в снег. - Как вы думаете, врут доктора или нет? Насчет свежего воздуха…
- Думаю, что нет, - сказал я. Я вспомнил, какой бледно-зеленый он спускался днем по лестнице, и спросил: - Послушайте, зачем вы так глушите водку? Ведь вам это должно быть вредно.
- Э-э! - произнес он с тихим отчаянием. - Разве мне можно без водки?
- Он замолчал. Мы спускались по лестнице. - Без водки мне нельзя, - сказал он решительно. - Страшно. Я без водки с ума сойти могу.
- Ну-ну, Хинкус, - сказал я. - Туберкулез теперь лечат. Это вам не девятнадцатый век.
- Да, наверное, - вяло согласился он. Мы свернули в коридор. В столовой звенела посуда, гудели голоса. - Вы идите, я шубу сброшу, - сказал он, останавливаясь у своей двери.
Я кивнул и вошел в столовую.
- А где арестованный? - громогласно вопросил Симонэ.
- Я же говорю, они не идут… - пискнула Кайса.
- Все в порядке, - сказал я. - Сейчас придет.
Я сел на свое место, затем, вспомнив о здешних правилах, вскочил и пошел за супом. Дю Барнстокр что-то рассказывал о магии чисел. Госпожа Мозес ахала. Симонэ отрывисто похохатывал. «Бросьте, Бардл… Дюбр… - гудел Мозес. - Все это - средневековый вздор». Я наливал себе суп, когда в столовой появился Хинкус. Губы у него дрожали, и опять он был какой-то зеленоватый. Его встретил взрыв приветствий, а он, торопливо обведя стол глазами, как-то неуверенно направился к своему месту - между мною и Олафом.
- Нет-нет! - вскричал хозяин, набегая на него с рюмкой настойки. - Боевое крещение!
Хинкус остановился, поглядел на рюмку и что-то сказал, неслышное за общим шумом.